Уильям Пикеринг стоял в капитанской рубке «Гойи» и с почти священным ужасом наблюдал разворачивающуюся перед ним картину. По левому борту судна, недалеко от кормы, на поверхности воды внезапно появилось странное, похожее на раковину углубление. Водоворот уже был в несколько сотен ярдов шириной и продолжал стремительно расширяться. Океан словно проваливался в эту воронку, с жуткой аккуратностью переливаясь через край внутрь ее. Из глубины доносился какой-то нутряной стон. Странно, но разум в этот момент ничего не подсказывал человеку.

Это сон, подумал Пикеринг. Или бред.

Неожиданно с ядовитым шипением, сотрясшим стенки рубки, из воронки к небу взвился мощный столб пара. Все выше и выше, гремя и свистя, поднимался колоссальный гейзер, вершиной уходя в темное небо.

Стенки воронки стали круче, диаметр ее увеличился — она подбиралась к судну. Вдруг «Гойя» резко накренился на краю раскрывшейся пропасти. Пикеринг потерял равновесие и упал на колени. Словно дитя на Бога, взирал он на разверзающуюся пучину.

Последние его мысли были о дочери, Диане. Он надеялся, что она перед смертью не испытала подобного ужаса.

Ударная волна от поднявшегося столба пара отбросила «Оспрей» в сторону. Майкл и Рейчел инстинктивно схватились друг за друга. Затем пилот выровнял машину, низко ведя ее над обреченным на гибель исследовательским судном «Гойя». Внизу, на капитанском мостике, стоял на коленях, в черном костюме и галстуке, Уильям Пикеринг — Квакер.

Когда корма повисла, качаясь, над краем огромной воронки, якорная цепь не выдержала. Гордо задрав вверх нос, судно скользнуло по водному склону, поглощаемое безжалостным вихрем. С зажженными огнями оно бесследно исчезло в океане.

ГЛАВА 131

В Вашингтоне настало чистое, сияющее свежестью утро.

Ветер гонял листья, покрывавшие подножие мемориала Вашингтона. Обычно этот самый большой в мире памятник просыпался, невозмутимо глядя в собственное отражение в бассейне, но сегодня утро принесло с собой хаос снующих нетерпеливых репортеров, собравшихся вокруг.

Сенатор Седжвик Секстон чувствовал себя величественнее самого Вашингтона. Он вышел из лимузина и, словно лев, направился к бурлящему журналистскому братству. Он пригласил сюда десять крупнейших телекомпаний, пообещав им самый громкий скандал десятилетия.

Секстон подумал, что запах смерти влечет хищников.

В руке сенатор держал папку, а в ней лежали десять одинаковых больших белых конвертов из вощеной бумаги, каждый из которых был запечатан красной монограммой. Если информация обладает силой, то Секстон в эту минуту держал в руке ядерную бомбу.

Он торжественно подошел к возвышению, с удовольствием отметив, что на импровизированной сцене поставлена «рама славы» — две больших, сходящихся под углом перегородки, словно темно-синий занавес. Эту хитрую уловку придумал Рональд Рейган. Он пользовался ею для того, чтобы всегда иметь за спиной насыщенный фон.

Секстон поднялся на сцену справа, быстрым шагом выйдя из-за перегородки, словно актер из-за кулис. Журналисты, заметив его, тут же дисциплинированно расселись по нескольким рядам стоящих перед сценой складных стульев. На востоке солнце поднималось над куполом Капитолия, изливая на сенатора розовый свет, словно небесное благословение.

Утро было как на заказ — утро того дня, когда сенатор Седжвик Секстон должен был стать самым могущественным человеком в мире.

— Доброе утро, леди и джентльмены, — начал сенатор, положив драгоценные конверты на стоящую перед ним кафедру. — Постараюсь, чтобы наша встреча прошла как можно быстрее и содержательнее. Честно говоря, информация, которую я должен вам сообщить, весьма удручающая. В этих конвертах находится доказательство подлого обмана на высших уровнях власти. Стыдно признаться, но с полчаса тому назад мне позвонил президент, умоляя — да, именно умоляя — не обнародовать имеющиеся у меня свидетельства. — Он в притворном отчаянии покачал головой. — И все-таки я принадлежу к тем людям, которые всегда говорят правду, какой бы болезненной она ни была.

Секстон выдержал театральную паузу, подняв в вытянутой руке конверты и словно испытывая терпение публики. Глаза всех до единого репортеров сосредоточились на белых прямоугольниках. Сейчас эти люди больше всего напоминали свору собак, ожидающих лакомой подачки.

Полчаса назад Секстону действительно позвонил президент Соединенных Штатов и все объяснил. Харни уже говорил с Рейчел, которая сейчас находилась в полной безопасности на борту самолета. Как ни малоубедительно это звучит, но сам президент и даже НАСА играли в этом грандиозном мошенничестве лишь роль марионеток. А организовал и режиссировал все действо директор НРУ Уильям Пикеринг.

Однако Секстон не поддался на уловку. Зак Харни должен ответить за все.

Сенатор поймал себя на мысли, что хотел бы оказаться сейчас мухой, ползающей по стене Белого дома, чтобы увидеть лицо Зака Харни, узнавшего, что информация попала в прессу. Немного раньше Секстон пообещал встретиться с президентом в Белом доме, чтобы обсудить, каким способом лучше рассказать стране правду о метеорите. Только пообещал. Так что скорее всего сейчас президент стоит перед телевизором, лишившись дара речи и понимая, что Белый дом не может сделать ничего, дабы остановить карающую десницу судьбы.

— Друзья мои, — произнес сенатор, оглядывая присутствующих. — Я очень долго и тщательно все взвешивал. Думал о том, чтобы пойти навстречу президенту и сохранить все в тайне, однако в итоге решил делать то, что подсказывает сердце. — Секстон вздохнул, склоняя голову, словно человек, оказавшийся в тисках исторической необходимости. — Правда есть правда. Я не возьму на себя полномочий каким-то образом направлять вашу интерпретацию услышанного. Просто изложу факты, как они есть.

В этот момент сенатор услышал, как вдалеке зарокотал двигатель вертолета. Он вообразил, что, возможно, это президент вылетел из Белого дома в надежде приостановить пресс-конференцию. Секстон едва не облизнулся от удовольствия, подумав, что появление Харни лишь придало бы событию особую пикантность. С какой степенью виновности он предстанет в этом случае?

— Должен сказать, что выступаю сейчас без малейшего удовольствия, — признался сенатор, чувствуя, что миг его триумфа близок. — Однако должен найти в себе силы и сообщить американскому народу, что ему лгали.

Вертолет приземлился неподалеку на лужайке. Взглянув внимательно, Секстон понял, что на самом деле это не вертолет, а одномоторный самолет «Оспрей». На борту его красовалась надпись «Береговая охрана Соединенных Штатов».

Озадаченный и даже несколько озабоченный, Секстон наблюдал, как открылась дверь и появилась молодая женщина. Одетая в ярко-оранжевую куртку береговой охраны, она выглядела чрезвычайно усталой, даже изможденной, словно ее эвакуировали из зоны активных военных действий. Незнакомка направилась прямо в пресс-сектор. Сначала сенатор ее не узнал. Внезапно его словно ударили: Рейчел? Он едва верил собственным глазам. Что она здесь делает?

По толпе пробежал взволнованный шепот.

Приклеив на физиономию широкую улыбку, Секстон вновь повернулся к представителям прессы и многозначительно поднял палец, словно извиняясь.

— На минуту мне придется оставить вас. Прошу прощения. — Он устало, добродушно вздохнул. — Семья прежде всего.

Кто-то из репортеров рассмеялся.

Да, дочь неожиданно в самом прямом смысле свалилась на него с неба. Эту встречу лучше бы провести без свидетелей. К сожалению, сейчас с уединением были проблемы. Секстон посмотрел в сторону перегородки справа.

Продолжая спокойно улыбаться, он помахал дочери и отошел от микрофона. Направляясь к ней по косой, он двигался так, что Рейчел пришлось подойти к нему за перегородкой. Отец и дочь встретились, скрытые от глаз и ушей журналистов.

— Милая? — вопросительно произнес сенатор, раскрывая объятия навстречу приближающейся Рейчел. — Какой приятный сюрприз!